Унесённые ветром

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Унесённые ветром » Литература » Маленькая литература (рассказы)


Маленькая литература (рассказы)

Сообщений 61 страница 70 из 83

61

Обо всем, Июлька, пиши.

62

Томатный сок.Повесть о женщине из другого времени

Данила Козловский читает рассказ Александра Цыпкина "Томатный сок". https://www.youtube.com/watch?v=xJoxbaKfJ9A&t=55s

Я нечасто видел слезы моих друзей. Мальчики ведь плачут в одиночестве или перед девочками. (футболисты не в счет, им все можно). При других мальчиках мы стараемся выглядеть железными и сдаемся только когда уж совсем плохо.

Тем острее врезались в память слезы моего друга, внезапно появившиеся в его глазах, когда мы ехали в Москву, и я налил себе томатный сок.
Теперь перейдем к изложению сути дела, веселой и поучительной.

В юности у меня было много разных компаний, они переплетались телами или делами, постоянно появлялись и исчезали новые люди. Молодые души жили, словно в блендере. Одним из таких друзей, взявшихся ниоткуда был Семен.
Разгильдяй из хорошей ленинградской семьи. То и другое было обязательным условием попадания в наш социум. Не сказать, чтобы мы иных «не брали», отнюдь, просто наши пути не пересекались. В 90-е разгильдяи из плохих семей уходили в ОПГ, либо просто скользили по пролетарской наклонной, а НЕ разгильдяи из хороших семей либо создавали бизнесы, либо скользили по научной наклонной, кстати, чаще всего, в том же финансовом направлении, что и пролетарии.

Мы же, этакая позолоченная молодежь, прожигали жизнь, зная, что генетика и семейные запасы never let us down.
Родители у нас были молодые и пытались найти себя в лихом пост-социализме. Поэтому роль старшего поколения вырастала неизмеримо. Эти стальные люди, неудачно родившиеся в России в начале 20 века, и выжившие в его кровавых водах, стали несущими стенами в каждой семье. Они справедливо считали, что внуков доверять детям нельзя, так как ребенок не может воспитать ребенка. В итоге, в семье чаще всего оказывались бабушки/дедушки и два поколения одинаково неразумных детей.

Бабушку Семена звали Лидия Львовна. Есть несущие стены, в которых можно прорубить арку, но об Лидию Львовну затупился бы любой перфоратор. В момент нашей встречи ей было к восьмидесяти, ровесница так сказать Октября, презиравшая этот самый Октябрь всей душой, но считавшая ниже своего достоинства и разума с ним бороться. Она была аристократка без аристократических корней, хотя и пролетариат и крестьянство ее генеалогическое древо обошли. В жилах местами виднелись следы Моисея, о чем Лидия Львовна говорила так: «В любом приличном человеке должна быть еврейская кровь, но не больше, чем булки в котлетах». Она была крепка здоровьем и настолько в здравом уме, что у некоторых это вызывало классовую ненависть.

Час беседы с Лилией Львовной заменял год в университете с точки зрения знаний энциклопедических и был абсолютно бесценен с точки зрения знания жизни. Чувство собственного достоинства соперничало в ней лишь с тяжестью характера и беспощадностью сарказма. Еще она была весьма состоятельна, проживала одна в двухкомнатной квартире на Рылеева и часто уезжала на дачу, что безусловно для нас с Семеном было важнее всего остального. Секс в машине нравился не всем, а секс в хорошей квартире — почти всем. Мы с Семеном секс любили, и он отвечал нам взаимностью, посылая различных барышень для кратко- и среде-срочных отношений. Кроме того, Лидия Львовна всегда была источником пропитания, иногда денег и немногим чаще хорошего коньяка. Она все понимала, и считала сей оброк не больно тягостным, к тому же любила внука, а любить она умела. Это, кстати, не все могут себе позволить. Боятся. Бабушка Лида не боялась ничего. Гордая, независимая, с прекрасным вкусом и безупречными манерами, с ухоженными руками, скромными, но дорогими украшениями, она до сих пор является для меня примером того, какой должна быть женщина в любом возрасте.

Цитатник этой женщины можно было бы издавать, но мы, болваны, запомнили не так много:
«Докторская диссертация в голове не дает право женщине эту голову не мыть». Мы с Семеном соглашались.
«Деньги полезны в старости и вредны в юности». Мы с Семеном не соглашались.
«Мужчина не может жить только без той женщины, которая может жить без него». Мы с Семеном не имели четкой позиции.
«Сеня, ты пропал на две недели, этого даже Зощенко себе не позволял (писатель, я так понимаю, в свое время, проявлял к ней интерес).
«Бабушка, а почему ты сама мне не могла позвонить?» — пытался отбояриться Семен.
«Я и Зощенко не навязывалась, а тебе, оболтусу, уж подавно не собираюсь. Тем более, у тебя все равно кончатся деньги, и ты придешь, но будешь чувствовать себя неблагодарной свиньей. Радость не великая, но все же». Семен чуть ли не на руке себе чернилами писал: «позвонить бабушке», но все равно забывал, и его, как и меня, кстати, друзья называли «бабушко-зависимый».
«Я знаю, что здесь происходит, когда меня нет, но если я хоть раз обнаружу этому доказательства, ваш дом свиданий закроется на бесконечное проветривание». Именно у Лидии Львовны я обрел навыки высококлассной уборщицы. Потеря такого будуара была бы для нас катастрофой.
«Значит так. В этой квартире единовременно может находится только одна кроличья пара. Моя комната неприкосновенна. И кстати, запомните еще вот что: судя по ваше поведению, в зрелом возрасте, у вас будут сложности с верностью. Так вот, спать с любовницей на кровати жены может только в конец опустившийся неудачник. Считайте, что моя кровать, это ваше будущее семейное ложе». Семен при своем полном разгильдяйстве и цинизме защищал бабушкину комнату как деньги от хулиганов, то есть всеми возможными способами. Это принципиальность стоила ему дружбы с одним товарищем, но внушила уважение всем оставшимся.
«Сеня, единственное, что ты должен беречь — это здоровье. Болеть дорого, и поверь мне, денег у тебя не будет никогда». Бабушка не ошиблась. К сожалению…
«Сеня становится похож лицом на мать, а характером на отца. Лучше бы наоборот» — Эту фразу Лидия Львовна произнесла в присутствии обоих родителей Семена. Тетя Лена взглядом прожгла свекровь насквозь. Дядя Леша флегматично поинтересовался: «А чем тебе Ленкино лицо не нравится?» — и стал разглядывать жену, как будто и правда засомневался. Проезд по его характеру остался незамеченным. «Ленино лицо мне очень нравится, но оно совершенно не идет мужчине, как и твой характер» — Лидия Львовна либо и правда имела ввиду, то что сказала, либо пожалела невестку.
«Я с тетей Таней иду в филармонию. С ней будет ее внучка. Прекрасная девушка, ты можешь меня встретить и познакомиться с ней. Мне кажется, она захочет подобрать тебя, когда ты будешь никому не нужен». Внучка тети Тани подобрала другого. И как подобрала!
«Хорошая невестка — бывшая невестка». Вместе со свидетельством о разводе бывшие жены Сениного отца получали уведомление о наконец свалившейся на них любви бывшей уже свекрови
«Семен, если ты говоришь девушке, что любишь, только ради того, чтобы затащить в постель, ты не просто мерзавец, ты малодушный и бездарный мерзавец». Надо сказать, этот урок мы усвоили. Ну, по крайней мере, я — точно. Честность и открытость в помыслах всегда была залогом спокойного сна, быстрого решения противоположной стороны и дружеских отношений в дальнейшем, независимо от наличия эротической составляющей.
«Эх мальчики… в старости может быть либо плохо, либо очень плохо. Хорошо в старости быть не может…»
Впоследствии я встречал немало относительно счастливых пожилых людей, и не меньше несчастных молодых. Мне кажется, люди изначально живут в одном возрасте, и когда их личностный возраст совпадает с биологическим, они счастливы. Смотришь на Джаггера — ему всегда двадцать пять. А сколько тридцатилетних, в которых жизненной силы едва на семьдесят? Скучные, брюзжащие, потухшие. Лидия Львовна, как мне кажется, была счастлива лет в тридцать пять — сорок, в том чудном возрасте, когда женщина еще прекрасна, но уже мудра, еще ищет кого-то, но уже может жить одна.

Случилось так, что мне однажды не повезло (точнее, повезло) и я имел счастье общаться с Лидией Львовной в совершенно неожиданных обстоятельствах.

А начиналось все весьма прозаично. Я был отставлен своей пассией, пребывал в тоске и лечился загулом. Из всего инструментария, необходимого для этого, постоянно у меня имелось только желание. Однако, иногда мне удавалось так впиться в какую-нибудь сокурсницу или подругу сокурсницы, что появлялся повод попросить у Сени ключи от бабушкиных апартаментов. По проверенной информации Лидия Львовна должна была уехать на дачу. С ключами в кармане, и похотью в голове я пригласил девушку якобы в кино. Встретились мы часа за два до сеанса, и мой коварный план был таков: сказать, что бабушка просила зайти проверить выключила ли она утюг, предложить чаю, а потом неожиданно напасть. С девушкой мы один раз страстно целовались в подъезде и, судя по реакции на мои уже тогда распустившиеся руки, шансы на победу были велики.
Знакомить подругу со своими родственниками я не собирался, и поэтому представить апартаменты Лидии Львовны квартирой моей собственной бабушки не представлялось мне такой уж проблемой. Фотографию Семена я планировал убрать заранее, но, естественно, опоздал и поэтому придумал историю о неслыханной любви бабули к моему другу, совместных каникулах и до слез трогательной карточке, которую я сам сделал и поэтому меня на ней нет. Селфи тогда не существовало.

Все шло по плану. Подруга так распереживалась насчет утюга, что я еле успевал бежать за ней. Мне вот интересно, если нас создали по образу и подобию, значит Бог тоже когда-то был молод и вот так бежал по небу… В общем лестница была взята штурмом с остановками на поцелуи. Конечно, эти юношеские страхи (а вдруг не согласится) заставляют нас так торопиться, что иногда именно спешка все и разрушает. С губами в губах, я стал дрожащими руками пытаться запихать ключ в замочную скважину. Ключ не запихивался. «Хорошее начало», всплыл в памяти классический каламбур.
— Дай я сама! — Моя любимая женская фраза. Зацелованная девушка нежно вставила ключ, повернула и… дом взорвался. Точнее взорвался весь мир.
— Кто там? — спросила Лидия Львовна.
— Это Саша, — ответил из космоса совершенно чужой мне голос.

После этого дверь открылась. Не знаю, что случилось в моих мозгах, но экспромт я выдал занятный.

-Бабуль привет, а мы зашли проверить утюг, как ты просила.

До сих пор не могу понять, как у меня хватило наглости на такой ход. Знаете, у интеллигенции есть прекрасное понятие «неудобно перед…». Объяснить его другой касте невозможно. Речь не о грубости или хамстве в чей-то адрес, и даже не об ущемлении интересов. Это какое-то странное переживание, что подумает или почувствует другой человек, если ты сотворишь нечто, что, как тебе кажется, не соответствует его представлениям о мировой гармонии. Очень часто те, перед кем нам неудобно, искренне удивились бы, узнай они он наших метаниях.
Мне было крайне неудобно перед юной подружкой, за то, что я привел ее в чужой дом с очевидной целью. И это чувство победило «неудобство» перед Лидией Львовной.

Думала она ровно секунду. Улыбнувшись уголками глаз, «дама» вступила в игру:
— Спасибо, но, видишь ли, я на дачу не поехала — чувствую себя не очень хорошо, проходите, чаю выпьете. А за утюг спасибо, мне очень приятно, что ради бабушки ты даже прервал свидание.
— Знакомьтесь это… — со страху я забыл имя свое спутницы. То есть совсем.

Такое до сих пор иногда со мной происходит. Я могу неожиданно забыть имя достаточно близкого мне человека. Это ужасно, но именно тогда я придумал выход из столь затруднительного положения.

Я неожиданно полез в карман за телефоном (тогда только появились Эриксоны небольшого раз-мера), сделав вид, что мне позвонили.
— Извините, я отвечу, — и, изображая разговор по телефону, стал внимательно слушать как моя девушка представляется моей «бабушке».
— Катя.
— Лидия Львовна. Проходите, пожалуйста.

Я тут же закончил псевдоразговор и мы прошли на кухню. Я бы даже сказал кухоньку, тесную, и неудобную, с окном, выходящим на стену противоположного дома, но это была, пожалуй, лучшая кухня в Петербурге. У многих вся жизнь похожа на такую кухню, несмотря на наличие пентхаузов и вилл.
— Катя, чай будете?

Лидия Львовна учила ко всем обращаться на Вы, особенно к младшим и к обслуживающему персоналу. Помню ее лекцию:
— Когда-нибудь у тебя будет водитель. Так вот, всегда, я повторяю ВСЕГДА, будь с ним на Вы, даже если он твой ровесник и работает у тебя десять лет. «Вы» — это броня, данная несчастным русским, чтобы они моги спрятаться от жлобства и хамства окружающей их действительности.
Платиновые слова.

Лидия Львовна достала чашки, поставила их на блюдца, также достала молочник, заварной чай-ник, серебряные ложки, положила малиновое варенье в хрустальную вазочку. Так Лидия Львовна пила чай всегда. В этом не было надуманности или вычурности. Для нее это было также естествен-но как говорить «здравствуйте», а не «здрасьте», не ходить по дому в халате и посещать врачей, имея при себе небольшой презент.

Катины глаза приняли форму блюдец. Она тут же пошла мыть руки.
— Э-э-эх Сашка, ты даже имени ее не помнишь… — Лидия Львовна тепло и с какой-то печалью посмотрела на меня.
— Спасибо Вам большое… простите, я не знал, что делать.
— Не переживай, я понимаю, ты же воспитанный мальчик, неудобно перед девушкой, она еще молоденькая, должна соблюдать приличия, и по чужим квартирам не ходить.
— Имя я случайно забыл, честное слово.
— А что с Ксеней? — Как я уже сказал, я недавно расстался со своей девушкой. Мы встречались несколько лет и часто бывали в гостях, в том числе, у Лидии Львовны на Сениных семейных праздниках.
— Ну, если честно, она меня бросила.
— Жаль, хорошая девушка, хотя я понимала, что все этим кончится.
— Почему? — Ксеню я любил и разрыв переживал достаточно тяжело.
— Понимаешь, ей не очень важны хорошие и даже уникальные качества, составляющие основу твоей личности, а принимать твои недостатки, которые являются обратной стороной этих качеств — она не готова.

Признаюсь, я тогда не понял, о чем она говорит, и потом еще долго пытался изменить в людях какие-то черты характера, не сознавая, что именно они являются неотъемлемым приданным к восхищавшим меня добродетелям.

Вдруг по лицу Лидии Львовны пробежала тревога и она, как будто вспомнив что-то важное, быстро сказала:
— Сашенька, ты только с Сеней продолжай дружить, он хороший парень, добрый, но нет в нем ярости, а она должна быть у мужчины, хотя бы иногда. Я очень за него волнуюсь. Присмотришь за ним? У тебя все в жизни получится, а у него нет, путь хоть друзья достойные рядом будут. Обещаешь?

Я впервые видел какую-то беспомощность во взгляде этой сильнейшей из всех знакомых мне женщин. Самая большая плата за счастье любить кого-то — это неизбежная боль от бессилия помочь. Рано или поздно это обязательно случается.

Катя вернулась из ванной комнаты, мы выпили крепко заваренного чая, и немного поговорили.
— Катя, надеюсь, Саша ведет себя достойно?
— Он у Вас очень хороший, теперь понимаю в кого.
— Спасибо, но я к его воспитанию только недавно активно подключилась, до этого в основном другая бабушка старалась.

Я чуть ложку не проглотил и понял, что пора заканчивать этот театр, тем более я не знал как дальше из него выпутываться. Мы допили чай, и я изящно обозначил свой уход.
— Ну пора и честь знать.
— Это точно Саша.

Лидия Львовна усмехнулась пошла нас провожать.
— Ну ребят забегайте. Сашка другу своему Сене привет передавай.

Вечером мы с Семеном хохотали до слез, а через неделю Лидия Львовна умерла во сне. Сеня так и не успел к ней зайти после моего визита, потому что он опять куда-то умотал на выходные.

Месяца через два мы поехали с ним в Москву. Красная стрела, купе, целое приключение для двух оболтусов. В нашу келью заглянул буфетчик, и я попросил к водке, припасенной заранее, томатного сока.

Открыл, налил полный стакан и взглянул на Сеню. Он смотрел на мой сок и плакал. Ну, точнее, слезы остановились прямо на краю глаз и вот-вот должны были «прорвать плотину».
— Сенька, что случилось?
— Бабушка. Она всегда просила покупать ей томатный сок. За последний год я видел ее всего четырнадцать раз. Я посчитал.

Сеня отвернулся, потому что мальчики не плачут при мальчиках. Через несколько минут, когда он вновь повернулся, это уже был другой Сеня. Совсем другой. Светлый, но уже не такой яркий. Его лицо было похоже на песок, который только что окатила волна. Бабушка ушла и он, наконец, в это поверил, как и в то, что больше никто и никогда не будет любить его так.

А я понял, что когда умирает близкий человек, мы единовременно испытываем боль, равную тому теплу, какое получили от него за всю жизнь. Некие космические весы выравниваются. И Бог, и физики спокойны.
Пока любящие вас здесь, постарайтесь увеличить боль, которую вы почувствуете, когда они уйдут. Она того стоит. Это, пожалуй, единственное, что вообще чего-то стоит.
© Александр Цыпкин 2

63

Интересный рассказ... зацепило...

/Денис Драгунский/

ЛЮБИМКА И ЖДУЛЯ
Одна женщина уже два года переписывалась с мужчиной, который отбывал срок в колонии общего режима. Он нашел ее на сайте знакомств. Или она его? Неважно. Он ей понравился. Во-первых, приятный. Во-вторых, более или менее молодой, всего сорок шесть лет. Добрый, внимательный. Пишет почти без ошибок. А главное – честный. Сказал прямо, за что сидит. Тяжкие телесные повреждения, по неосторожности повлекшие смерть потерпевшего. Это адвокат постарался насчет «неосторожности», но он ей объяснил, что правда хотел убить этого гада, а если тот подох только в больнице, то это случайно вышло, а цель была именно такая.
Хорошо, когда человек честный. Но вообще он писал ей просто о своей жизни, и расспрашивал про ее дела. И вот так, письмо за письмом, она к нему привыкла и уже начала ждать, когда он освободится. Она даже написала ему: «А когда вы, Николай Петрович, наконец откинетесь?» А он ответил: «Наталья Сергеевна! Зачем этот ужасный тюремный жаргон? Вы же учительница русского языка и литературы! Кстати говоря, в местах лишения свободы так не говорят. Это всё выдумки сценаристов. И вообще, дорогая Наталья Сергеевна, давайте перейдем на «ты» - предлагаю вам это на правах старшего».
Тут она в него окончательно влюбилась, и сама себе поклялась, что его дождется. Сообщила об этом своей маме. Мама стала над ней смеяться и звать ее «ждуля». А его – «любимка». «Любимка и ждуля» - персонажи эпистолярных романов, которые заводят с зэками разные бестолковые и несчастные тетки; кстати говоря, все эти романы кончаются плохо. Так или сяк плохо – но обязательно плохо, взять хоть знаменитый старый фильм Шукшина «Калина красная». Но там у героев был хотя бы кусочек счастья, и убили Егора Прокудина почти случайно. Не уехал бы с пахоты Петро, брат Любы – и не убили бы. А в жизни чаще всего «любимка» либо запивал, либо снова брался за старое, либо тянул со своей «ждули» деньги, либо еще что-то. Так говорила Наталье Сергеевне – то есть Наташе – ее мама.
Но Наташа говорила, что он хороший, умный, добрый и несчастный, и она это чувствует сердцем, а сердце не обманешь. Даже плакала, когда мама ее особенно донимала «любимкой и ждулей».
***
Но вот прошли эти два года, начался третий, и пришло письмо от Николая Петровича, то есть от Коли. Он писал, что его срок заканчивается, но его переводят в Москву, там какая-то кассация-апелляция, держать его будут в Бутырской тюрьме, а уже оттуда он освобождается.
Потом он написал, что этот день настанет ровно через две недели, и что он хочет ее увидеть в Москве.
Она жила в городе Вязники Владимирской области. Ночью села на проходящий нижегородский поезд номер 35, и в половине седьмого утра была на Ярославском вокзале. Из ее письма он знал, когда приезжает ее поезд, и поэтому назначил ей свидание на семь пятнадцать, на станции метро «Тимирязевская», в центре зала.
Они сразу узнали друг друга. Быстро обнялись, соприкоснувшись щеками. Он был аккуратно одет, побрит, от него слегка пахло одеколоном. Нормальные зубы. Совсем не похож на «откинувшегося зэка». Да, конечно! – тут же вспомнила она. – Это же только в сериалах бывает, худые небритые щербатые мужики с нездоровым блеском злых глаз. А он – нормальный человек. Она вспомнила, что мама очень волнуется. Мама велела ей все время быть на связи. На каждом шагу! Но она решила, что пошлет смску позже.
- Голодная? – спросил он. – В смысле, не завтракала?
Она кивнула, потом помотала головой. То есть да, голодная. Нет, не завтракала.
Они завтракали в ресторане гостиницы «Молодежная». Съели что-то совсем простое, вроде яичницы, сырников и кофе – она не обратила внимания. Она ждала, что будет дальше.
А дальше он положил ладонь на ее руку и сказал:
- Пойдем. Я здесь снял номер.
Она залилась краской и прошептала самое глупое:
- Зачем?
- Затем, что мы с тобой уже два года муж и жена… по переписке. Всё. Хватит переписки.
Он поднялся из-за стола.
У нее ноги стали ватные, но она тоже встала и пошла за ним к лифту.
***
Она со страхом, но и с предвкушением чего-то невероятного ждала, что он сейчас набросится на нее с безумием и алчностью, как волк на овцу, ведь за эти годы он, наверное, страшно истосковался по женщине. Но нет. То есть, конечно, да, да, да. Все было нормально и даже хорошо, гораздо лучше, чем ее прежние случаи – которые тоже последний раз случались почти три года тому назад – но никакого бешенства страсти. Хотя два раза с не очень длинным перерывом.
Как странно! Она даже заулыбалась, глядя в потолок и поглаживая его рукой по груди.
- Я знаю, отчего ты смеешься, - сказал он.
- Я не смеюсь, Коля, ты что! – сказала она.
- Знаю, знаю… - вздохнул он и чуть ли не дословно повторил ее мысли. – Дело в том, Наташа, что годы без женщины приучают к умеренности. Именно годы! Плюс мой возраст. Вот если бы мне было двадцать пять, а просидел бы я не шесть лет, а шесть месяцев, вот тогда бы – ууух! Давай потихонечку собираться. Здесь чек-аут в двенадцать, сейчас уже около одиннадцати. Давай сполоснемся, и пошли.
- Куда? – спросила она.
- В ЗАГС, - сказал он. – Подавать заявление. Ты ведь написала, что согласна. Ты согласна?
- Да, - сказала она. – Прости, я смс маме отправлю, а то она волнуется.
- Еще бы! – засмеялся он. – Дочку в лапы откинувшемуся зэку! Маме привет.
- Николай Петрович! – засмеялась она в ответ. – Зачем этот ужасный тюремный жаргон?
Написала смс: «Мама, все в хорошо, я в порядке, тебе привет от Николая».
***
- А куда мы едем? – спросила она в метро. – Прямо в ЗАГС? И еще, Коля. Давай сразу подумаем, где мы будем жить. У нас с мамой однокомнатная вообще-то…
- Подумаем, подумаем, - сказал он. – Да, едем мы в ЗАГС, конечно. Но сначала на минутку заскочим ко мне.
- К тебе в каком смысле? Ты что, квартиру снял? Или у тебя под бронью?
***
Он отпер дверь, кинул пальто на вешалку, помог ей снять плащ. Сбросил туфли, ногами нашарил домашние тапочки.
- Сапоги снимать? – спросила она.
- Не обязательно. Проходи, осматривайся. Жить будем здесь.
Это была хорошо обставленная двухкомнатная квартира. Небольшая спальня, гостиная с целой стенкой книжных полок, и просторная кухня.
- Смотри как чисто, - сказала Наташа. – Если ты только вчера освободился, а квартира под бронью была, кто ж тут пыль вытирал шесть лет?
Он подошел к ней, крепко обнял, подвел к зеркальной дверце большого шкафа в спальне.
- Мы с тобой неплохо смотримся, а? – он засмеялся. - Любимка и ждуля! Наташа! Ждулечка моя бесценная! Ну неужели ты в самом деле поверила, что я зэк и сижу за тяжкие телесные? Я просто никому в жизни не верил. У меня были два развода, один гаже другого. Потом долго, как бы тебе сказать, зализывал раны. Никому не верил. Особенно женщинам. Одна забрала у меня квартиру моего отца. Этак сразу, простым юридическим маневром. Я дурак был и поддался. А другая родила мне сына от моего приятеля, а уходя, отсудила дачу, машину и еще одну квартиру. Сын уже вырос, я уже ничего не должен, не бойся.
- Я не боюсь, - сказала она. – А ты меня этими письмами, значит, испытывал?
- Почему испытывал? – воскликнул он. – Я просто искал! Искал добрую, честную, открытую душу! Я боялся женщин своего круга. Я хотел познакомиться на стороне, вот так, в маленьком городе, учительница, со старенькой мамой… Бескорыстная! У меня друг работает в УФСИН, он конверты организовал и штемпеля. Я боялся, понимаешь? Я боялся, если скажу, кем я работаю, все сразу пойдет кувырком. То есть в меня любая тут же без ума влюбится! Ты знаешь, кем я работаю?
- Нет, - сказала она и вдруг добавила: - И знать не хочу.
Он отошел на полшага:
- Почему?
- Так, - сказала она. – Я пойду, пожалуй.
Он стоял перед ней, меняясь в лице. Ему вдруг показалось, что он сейчас ее ударит. Изобьет до полусмерти. И сядет уже по-настоящему.
Но он сладил с собой и сказал ледяным голосом:
- Всего вам наилучшего, Наталья Сергеевна.
- И вам, Николай Петрович.
***
Выйдя из подъезда, она вытащила мобильник и написала маме смску:
«Я вечером буду. Он обманщик. Ну его. Целую, Н.»

64

йошь
хороший рассказ http://uploads.ru/i/A/x/M/AxMZV.gif

65

66

Ссылка

СКАЗОЧКА

67

ХИ хи.... С Фейсбука
А нет ли у тебя, дедуля, каких-нибудь старых вещей. Мы бы купили.
– Вон, портки старые с дырявыми валенками под кроватью валяются. Могу и так отдать, забирайте.
– Портков нам твоих и валенок, дедуля, не надо, а вот картиночка у тебя на стене висит – можно посмотреть?
– Отчего нельзя – посмотрите. Старая будет картина. Ее еще мой дед на стенку прибил. А ему эта картина от отца досталась. Барин, когда за границу бежал, в своем доме две картины на стене второпях оставил. Прадед мой их и забрал. Он у барина конюхом служил, – дед, покряхтывая, встал и подошел к железной кровати, над которой висела картина. – Мне эта картина больше нравится. Река вон, деревушка на берегу, церквушка. Радуга после дождичка. Посмотришь, и душа радуется. Прям как у нас, в Малиновке. Хотя китаец какой-то нарисовал. Ху Ин Жи его фамилия. Там, в углу, написано.
Маленький, оторвавшись от картины, вытер с лысины выступившую испарину и прошептал очкастому:
– Это же Куинджи! Подфартило-то как нам!
– Дедуля! А где вторая картина? – спросил очкастый. Стекла его очков хищно блеснули. – Ты же говоришь, барин две картины оставил.
– Да в сундуке где-то. Показать?
– Покажи, покажи! – хором ответили приезжие.
– Ну, я пока тут, в сундуке, пороюсь, а вы мне во дворе дровишек наколите. Там колун рядом с чурками лежит. Да потом сразу по охапке и занесите в избу.
Когда лысый с очкастым через полчаса появились на пороге с охапками дров, на кровати, прислоненная к стене, стояла еще одна картина. Увидев ее, лысый выронил поленья из рук, а очкастый прошел с дровами прям к кровати.
– Куды?! Куды прешь в своих грязных чеботах?! Мать твою! Неси к печке! – прикрикнул на него дед.
Гости собрали упавшие поленья и аккуратно сложили их возле печи. Дед же, кряхтя, присел на стул:
– Вот теперь можете и посмотреть. Только эта картина мне не шибко нравится. Поляк какой-то, Гуген, намалевал. Там тоже в углу написано. Англицкими буковками.
– Мама родная! – снова прошептал лысый. В горле у него пересохло. – Это же Поль Гоген!
– Тише ты! Сам вижу, – одернул его очкастый. Стекла его очков снова хищно блеснули, но теперь еще ярче.
– Чего это вы там шепчетесь? – спросил старик.
– Да я тоже говорю, не очень картина-то. Подумаешь, мужик с бабой на скамейке под деревом сидят. Да и нарисовано-то так себе, тяп-ляп, – ответил лысый.
– Ну, эту я вам и продам подешевле. Так за сколько обе сразу купите?
– Значит, так, дедуля. За поляка мы тебе даем тысячу рублей, а за китайца – две тысячи, – ответил лысый и полез в карман за деньгами.
– Тут у меня уже был вчера один из городу. Торговался. За все давал пятьдесят тысяч. У него при себе больше не было. Да я не согласился. Мы тут в деревне тоже не лыком шиты, радио слушаем. Евона какие они, старые картины-то, дорогие – миллионы стоят!
– Так, то ж всемирно известные художники, дед! – возразил лысый. А у тебя что? Поляк Гуген какой-то, да китаец Ху Ин Жи. Федя, ты слышал про таких?
Очкастый отрицательно помотал головой.
– Не хотите – не надо. Сто тысяч и точка! Завтра вчерашний из города приедет и купит. Мне торопится некуда.
– Ладно, дед, мы с Федей выйдем, поговорим, – сказал лысый.
– Поговорите, поговорите.
Лысый с очкастым вышли из избы и сели в машину.
Минут через десять они снова вернулись. Лысый достал из кармана пачку денег:
– Дед, здесь девяносто семь тысяч. Больше у нас с собой нет. Честно. Мы ж тебе, все-таки, еще и дрова все перекололи.
Дед взял пачку денег, не спеша пересчитал.
– Хрен с вами, – сказал он. – Забирайте.
Лысый забрал картину с кровати, другую аккуратно снял со стены очкастый.
– Ну, бывай, дедуля! – повернувшись у двери, весело сказал лысый.
– Бывайте, бывайте.
Дед поставил на печь закопченный чайник, плеснул в него из ковшика воды и достал из шкафчика банку кофе.
Выпив пару чашек, он закинул ноги на стол и закурил сигарету.
– Эх, жалко отпуск кончается, а то можно было бы еще что-нибудь в стиле Айвазовского написать! – сказал он и, отклеив бороду, достал из-за печки мольберт.
Установив мольберт посреди избы, художник Крючков достал краски и принялся рисовать в стиле постмодернизма.
Через день он, покряхтывая, снял картину со стены, смахнул с нее веником пыль с паутиной и продал какому-то заезжему. После, повесив на дверь замок и отдав ключ соседке бабе Маше, у которой снял на месяц избу, отбыл в неизвестном направлении. "
Сергей Савченков

68

Ложь во спасение
Сидела в гостях, у приятеля своего знакомого, за богато накрытым столом и чувствовала, что кусок в горло не лезет. Чуть левее на диване располагалась причина - кошка. Самая что ни на есть обычная. Белая мордочка, черно-бурые ушки, пятна с полосочками на шкурке. Шерстка коротенькая, не очень-то густая. Ну, пройдёшь мимо и второй раз не глянешь. Глаза, правда, хороши. Светло-зеленые, прозрачные, как хризолиты. Она была рада гостям. Сидела аккуратно подвернув лапочки под грудь и благожелательно нас рассматривала. Натосковалась потому как.
- Бабушкина кошка! - хозяин квартиры, заметив мои взгляды, кивнул головой на кису. - Бабушке было восемьдесят семь, умерла полгода назад, ну вот она пока тут и живёт.
Я удивилась. Чего её бросать-то в пустой квартире? Да, меня уже просветили, что в собственной квартире хозяев ремонт, вот они и пригласили гостей сюда. Про территорию я поняла, а про кошку нет! У хозяев животных нет, сыну четырнадцать. Что мешает-то? Квартира после бабушки им досталась, так зачем кошку в одиночестве мариновать?
- Да, квартирку продавать будем. Кошка? Да куда-нибудь... Двор тут хороший, в подвале кошки живут, я видел.
И тут мне предметно захужело. Киса сидела с таким тихим достоинством... Она радовалась приходу людей, ощущала себя радушной хозяюшкой, тарахтела тихонько. Явно переживала смерть своей хозяйки, но не истерила, а старалась проблем не доставлять.
Хозяин, видимо уловил, что я его не понимаю, начал оправдываться:
- Да, нам-то она не нужна. Полгода живёт, мы не трогаем. Приходим кормим! Вон, толстая какая! Убираем. Проблемы одни! Но, квартирку-то скоро на продажу, и чего её домой что ли? - он явно рассердился и на меня и на себя за то, что приходится чувствовать себя вроде как виноватым! Он-то себя таковым не считал точно! А что такого? Да, они благородно кормят ненужную тварь уже аж целых полгода! Они-то не просили бабушку заводить эту самую кошку! И оставлять её тоже не просили! И вообще, тоже мне какая цаца! Пришла ещё и недовольна тут!
У меня физиономию свело в напряженно-любезной улыбке. Попросить кошку мне отдать? Так у меня своих очень стареньких кис несколько. Старичкам сейчас лишние соседи ни к чему. Одной восемнадцать, другой двадцать лет! В двадцать-то лет хочется покоя, а не выяснения отношений! Да и помоложе кошки есть, а ну как те начнут новенькую обижать! Но и смолчать не могу! Вот физически не могу!
Счас спою, и мало тут никому не покажется! И что, что никогда раньше не устраивала вульгарных склок? Видимо, когда-то надо начинать! Только вот беда, что бы я не сказала, до этого самоуверенного типа попросту не дойдёт! Если в сорок лет человек ничего в жизни не понял, в застольной беседе до него это не донесёшь! Даже если орать громко-громко, расколотить о его пустую голову пару бабушкиных рюмок, и ткнуть вилкой в этого самого хозяина!
Мой знакомый, зная моё отношение к животным, занервничал. Видимо, ход мыслей понял, и уже морально приготовился к полному раздраю с давним приятелем, из-за излишне нервной спутницы.
И тут меня осенило! Про приятеля я наслышана была прилично и из рассказов свои выводы делала. Он небольшой руки бизнесмен, в меру удачлив, в меру опаслив...
Врать, конечно, нехорошо, а что делать? Я тревожно покосилась на хозяина дома и состроила очень-очень озабоченное выражение лица. Даже голос понизила, нервно оглядываясь на кошку.
- А вы... Вы такой смелый?! Не боитесь?
Мужчина напрягся, удивился, и уточнил:
- Чего я должен бояться?
- Так примета же есть. Верная! Вот ни разу не было такого, чтобы не сбывалась! - я трагически установила брови и прибавила мрачности в тон.
- Какая ещё примета? - насторожился хозяин.
- Ну, как же! Кто кошку обидит, семь лет удачи не будет! Зато неприятностей будет, ой, сколькоооо! Обычно, сначала бывают проблемы в делах. Просто на ровном месте! А дальше больше и больше! - я покивала головой и углубилась в содержимое тарелки.
Сразу скажу. В приметы не верю категорически! И понимаю, что, наверное, надо было по-другому. Как-то. Ну, ничего больше в голову не пришло!
Застолье катилось своим чередом, хозяйка была мила и хлебосольна, гости веселы. А вот хозяин явно витал мыслями где-то далеко... Он размышлял.
С одной стороны, пришла какая-то... Чего-то вякнула. Глупость же! Да, нууу, чего только девки не придумают. Вот угораздило его приятеля в такую гангрену влюбиться! Бедняга его дружбан! Это с одной стороны. А с другой? Приметы он какие-то помнил. Ага! Чего-то про семь лет тоже слыхал, и про кошку было! Не помнит он точно, но было! И зараза эта смотрит так сочувственно, словно у него уже и бизнес разорился и конкуренты на могиле сплясали, а жена, бросив сына, на наследство укатила в Куршавель!
Он перевёл глаза на кошку. Тихую, незаметную кошку. Прикинул. С одной стороны, ремонт в новой квартире... Нафига им кошка? С другой... Чего-то как-то нервно становится. Неспокойно! А ну как правда? И чего, семь лет бойся? В конце концов, жрёт она немного, гадит на место!
Я не поручусь, что мысли были именно такие. Я не телепат. Но, взгляды говорили сами за себя. На меня - сердитый. На кошку - задумчивый.
Мне лично его расположение было совершенно без разницы, я переживу! А вот взгляды второго типа внушали определенную надежду. Слабую.
Провожал он нас к двери с облегчением. Это понятно. В старину гонца принесшего дурные вести и вовсе того... Так что мне ещё везло! Рядом с ним вышла провожать и кошка. Шла и извиняюще посматривала на сердитого хозяина. Она-то его, небось, тоже как внучка воспринимала. Неразумное дитятко, что с него взять: "Вы уж не серчайте гости дорогие, он сердитый бывает, но все равно хороший! Я-то знаю!" Это явно читалось во взглядах кошки.
- Слушай, а что ты сказала Антону? - мой знакомый извёлся от любопытства. - Он так завял! Прямо настроение испортилось.
- У Антона твоего в жизни будет куча проблем! Помяни моё слово! - и откуда у меня такой апломб взялся?
- Верная примета есть! Мне его уже прям жалко! Вроде приличный мужик, не дурак, а такие вещи простые не знает! Нельзя кошек выкидывать! Сразу такие проблемы начинаются!!!
Мой знакомый обдумал это глубокомысленное высказывание и покивал головой. - Да, вроде и я что-то слышал такое...
Он, проводил меня и вернулся к приятелю, как и собирался. И, разумеется, обсуждение вопроса продолжил уже с ним.
- А Антон кошку-то оставил! Прикинь, она, оказывается, так давление снижает! И прям чует, когда он нервничает. Приходит, тарахтит, и всё! И нормальное! - услышала я через месяц, когда бабушкину квартиру выставили на продажу. - Слушай, а ты сама-то в эту примету веришь?
-В примету? Нет. В другое верю: «Блажен иже скоты милует!». Вот в это верю на все сто! - мой знакомый меня не понял, но спорить не стал. Его личная кошка появится у него ещё через три года. Почти такая же как и та, белая в пятнышки. Вот тогда он и сам всё поймёт!
А в тот год я совсем не удивилась, когда узнала, что Антон уже не просто смирился с кошкой, а позволяет ей спать у него на голове, потому что повседневные дела бизнеса эту самую голову сильно морочили. А кто же поймёт и пожалеет взрослого сорокалетнего мужика лучше, чем кошка, которая думает, что он её внучок?
Источник: Родом из детства

69

26 мая, 18:52  ·
Поздняя любовь маршала Толбухина и Фаины Раневской.
А все началось как в старом анекдоте. Помните: из ресторана вываливается пьяный, и увидев человека в золотой фуражке и в брюках с лампасами кричит: - Швейцар! Такси!
Тот ему отвечает: - Я не швейцар. Я адмирал. – Адмирал!? Тогда катер к подъезду!
В один из вечеров 1947 года в ресторане на горе Мтацминда, откуда такой прекрасный вид на Тбилиси, отмечали начало гастролей актеры Театра им.Моссовета. Фаина Раневская вместе со всеми пошла в ресторан, поужинать, но недожаренная семга ей не понравилась и она ушла. Когда выходила ей галантно придержал дверь человек в золотой фуражке и в брюках с лампасами.
– Ах, благодарю! Здесь такие двери, что без помощи швейцара я всегда боюсь быть зажатой между створками.
– Но я, извините, не швейцар, – прозвучал слегка обиженный голос.
Раневская подняла глаза. Перед ней стоял высокий, почти огромный военный.
– Боже мой! Товарищ генерал, простите великодушно!
– Я не генерал. – опять обиженным детским тоном ответил военный – Я – маршал.
Раневская внимательно взглянула на него. Она уже давным-давно не видела вот таких больших, сильных, уверенных в себе мужчин, которые могли бы так вот обижаться. Почти как дети.
– Так это сам маршал открывал мне двери? В жизни не забуду! – без всякого притворства воскликнула удивленная Раневская.
Должно быть, Толбухин был тронут искренностью актрисы, потому что немедленно предложил:
– Меня ждет машина. Я могу вас подвезти. Куда вам нужно?
– Ой, что вы, премного благодарна. Но после всех ароматов ресторана мне просто обязательно нужно проветриться на вечернем воздухе Тбилиси. Или в моих волосах навсегда останется запах жареной рыбы.
Сумерки уже сгустились, в свете неяркого фонаря Толбухин как-то пристально взглянул на Раневскую и с некоторой робостью сказал:
– Простите, вы очень похожи на актрису, которая играла в фильме…– И на какую же? – спросила Раневская, стараясь скрыть разочарование. Наверняка понравившийся ей военный вспомнит фильм «Подкидыш» и уже порядком опостылевшую ей фразу «Муля, не нервируй меня». Такая известность уже порядком достала великую актрису. Нормально не могла пройти по улице. Взрослые улыбались ей вслед, дети бегали за ней, выкрикивая: «Муля, не нервируй меня». Однажды она повернулась к ним и не выдержав проникновенно произнесла: «Дети! Идите в жопу». Неужели и этот огромный военный сейчас брякнет про Мулю.
Но тот неожиданно смутился, совсем как мальчишка. Раневская не могла не увидеть его виноватую улыбку. Словно признаваясь в чем-то нехорошем, неприличном для мужчины его ранга и звания, он смущенно ответил:
– Я совсем случайно увидел сказку. Там была такая актриса… героиня. Мачеха. Мне было ее жаль. Вы похожи на нее.
– Как? – Фаина Раневская остановилась. – Вам понравилась моя мачеха?
– Так вы – Раневская?
– Вы запомнили мою фамилию?
– Профессиональное.
Они стояли друг против друга. Этот короткий диалог был для них сродни самому искреннему признанию. Сказка вдруг невероятным образом сблизила людей, сразу оголила их чувства до той самой степени, когда всякие вопросы в отношении друг друга почти исчезают.
– Разрешите мне погулять вместе с вами? – робко проговорил Толбухин.
– С удовольствием! – весело ответила Раневская. – С таким маршалом, который любит сказки, я готова гулять всю ночь.
Весь вечер до глубокой ночи они бродили по старому Тбилиси. Гуляли, разговаривали, смеялись. Для Фаины Раневской эта встреча буквально перевернула мир. Перед ней был мужчина, воин, под командованием которого находились сотни тысяч солдат. Он приказывал им, посылал их в бой, вершил сотни тысяч судеб. При всем этом неожиданно мягкий, почти робкий мужчина. Она чувствовала, что маленький романтичный ребенок сидит глубоко-глубоко внутри грозного маршала. Фаина Георгиевна была просто счастлива, что смогла увидеть его, что именно ей он, ребенок, открылся.Они стали встречаться. «Он дивный! Он необыкновенно чудный человек», – делилась однажды Раневская со своей подругой впечатлением о Толбухине. Их встречи не были ослеплены какой-то необыкновенной страстью. Это было больше похоже на романтические встречи двух совсем юных, неопытных студентов, где каждый дорожил внутренним миром другого, хранил его, защищал от суровой реальности окружения. Старались оставаться вдвоем. Избегали людных мест, где оба были бы на виду. И не потому что боялись каких-то слухов и сплетен. Им хорошо было вдвоем.
Они часто и подолгу гуляли тихими вечерними улицами города. Днем, при наличии такой возможности, Толбухин увозил Раневскую в горы. Там, возле быстрых холодных речек, они устраивали небольшой пикник, пили красное вино, говорили на самые разные темы.
Нельзя сказать, что Толбухин стал для Раневской идеалом мужчины. Но он был, пожалуй, единственным ее знакомым, о котором она никогда не говорила в игривом, шутливом, ироничном тоне. О любом человеке она могла пошутить, найти в его характере некую черту для своей незлобивой или очень острой иронии. Но о Толбухине Фаина Георгиевна всегда отзывалась с величайшим уважением и с какой-то невероятной материнской нежностью. Кто знает, может быть, для нее Толбухин был одновременно и мужчиной, и сыном.
В августе у Раневской был день рождения. Шел 1947 год. Много позже, когда пройдет почти два десятка лет после этого дня, Фаина Раневская в разговоре со своей подругой признается:
– Милая! У меня в жизни был такой день рождения, который я могу назвать необыкновенно счастливым. Давно… в сорок седьмом году. Но я помню его каждую минуту.
Больше ничего про этот день Фаина Раневская не рассказывала. Говорила только, что ей было еще весело. И говорила про подарок, который ей сделал Федор Толбухин. Маршал прошедший всю войну покоривший и освободивший шесть государств (больше чем кто-то из других советских полководцев) мог осыпать возлюбленную золотом, мехами, драгоценностями, трофейными шмотками...
Маршал Толбухин подарил Раневской игрушечную заводную машинку. Двое зрелых, пятидесятилетних людей, сидели на полу и играли с машинкой. Для Раневской это был самый лучший подарок – дороже алмазов и палантинов из соболей.
Прошло еще два года. Все это время они очень часто встречались. Толбухин как командующий Закавказским военным округом часто посещал Москву по делам, и тогда это были вечера, наполненные нежностью и искренним уважением друг друга. Несколько раз Фаина Раневская приезжала в Тбилиси. Они долго не могли быть в разлуке. А в 1949 году маршал Советского Союза Федор Иванович Толбухин умер. Федор Толбухин несмотря на кажущееся здоровье был очень больным человеком. Мало кто знает что всю войну он прошел с сахарным диабетом, под инъекциями инсулина, которые по приказу Сталина ему доставляли из Америки. Для диабетика I группы, пройти войну это уже великий подвиг. Сколько нервов, сколько здоровья он потерял никому неизвестно.
Жестокий удар судьбы Раневская приняла молча. Ей помогли с пропуском на похороны. Мало кто узнал в тихой, скорбной женщине под вуалью, великую Фаину Раневскую.
Пройдут десятилетия и Алексей Щеглов, внук лучшей подруги Раневской напишет книгу воспоминаний о своей семье. И там будут строки о том самом дне, когда тихая и как-то потускневшая Фаина Георгиевна подарила ему самый завидный подарок: заводную игрушечную машинку... Ту самую, которую ей когда-то подарил ее любимый Феденька Толбухин.Она умерла в 1984 году. Единственным существом, скрасившим в старости её одиночество, был пёс по кличке Мальчик — подобранная ею на улице дворняжка.
Источник:"Винтаж"

Отредактировано Прейли Вью (2021-05-29 08:40:05)

70

Комментарии: 0
Напишите комментарий…

Рекомендуется вам
Вселенная Мудрости
13 ч.  ·
Ворона и кот сидели на скамейке.
— Голодный? — спросила ворона.
— Да, нет, я наелся вон в той мусорке, — и кот кивнул на открытый бак для мусора.
— Как живёшь то? — поинтересовалась старая кошачья подружка.
— Что же, хорошо живу, — ответил кот и вздохнул. — Как мама умерла и меня выбросили на улицу, живу как придётся. Ворона вздохнула.
— Мыкаешься по помойкам, а всё о людях хорошо говоришь. Странный ты. Неправильный кот.
— Мама была человек. Знаешь, какая она была, — вдруг завёлся кот. — Она была, — и он подняв глаза к небу хотел что-то сказать, но задохнулся от нахлынувших чувств и всхлипнул.
— Ну, ну, ну, — примирительно сказала ворона, не надо. — Не расстраивайся, не вернёшь её. А ты вот мыкаешься по подворотням и мусоркам.
— Всё равно, — возразил кот, — хороших людей много. Меня они не пугают и даже иногда кормят.
Ворона презрительно каркнула.
— Да, да, да! — разошелся кот. — Я тебе точно говорю, что есть Бог и есть Ангелы, я-то знаю. Мама моя была Ангелом.
— Бог, — философски заметила ворона. — Бог — он для богатых. А для таких нищих, бездомных горемык как мы, есть только холод, голод и камни в руке человека.
Вдруг с небес промелькнул яркий, пронзительно красивый лучик. Тревожно пискнув, он упал прямо между передних лап кота.
— Ой! — сказала ворона. — Это…
— Точно, — ответил кот, — это попугай.
Маленький корелла желтого цвета с ярко-красными щечками осторожно приблизился к коту и ткнулся головкой ему в грудь.
— Коты едят попугаев, — намекнула ворона. — Вот и пообедаешь. Не надо по мусорке шарить. Обед тебе прямо с небес упал.
Кот осторожно гладил попугая правой лапкой. У мамы жил такой. Потом умер. Она его очень любила. Он вдруг со злостью посмотрев на ворону сказал:
— Коты не едят попугаев! Потому, что попугаи хорошие. Коты любят попугаев.
— Точно неправильный кот, — философски заметила ворона.
Маленькая птичка прижалась к теплой кошачьей груди и распушила пёрышки. Ей стало хорошо и тепло. Черные глазки попугая закрылись, и он задремал.
— Ты гляди, — удивилась ворона и внимательно посмотрела на кота. — Сколько тебя знаю, а что-то не досмотрела.
Напротив них в нескольких шагах остановилась молоденькая девушка.
— Ну надо же такое! — восхитилась она, — попугай, кот и ворона рядом сидят. И она, вытащив большой телефон, стала снимать видео. Рядом с ней остановилось ещё несколько человек, все вынули телефоны и, переговариваясь и смеясь, стали фотографировать необычную картинку.
Мужчина шёл с работы домой. Колени ломило, и спина ныла где-то справа. Он старался не думать об этом, а иногда уговаривал себя, что раз болит, то он ещё жив, значит, и надо радоваться. После двенадцати часов ползания на коленях на заводе сложно было радоваться. Так что, настроение было не очень. Да и погода была так себе. Он опомнился, когда уткнулся в спину нескольких человек, перегородивших проход через маленький скверик к его дому. Осторожно протиснувшись через них, он оказался напротив скамейки. На ней сидела странная троица. Большой кот и маленький, прижавшийся к нему, попугай с вороной смотрели на него с явной опаской. Мужчина снял с плеча старую поношенную рабочую сумку и положил на скамейку рядом с котом.
— Залезай, — сказал он коту. Кот посмотрел на сумку, а потом на попугая и переступил лапами. — Обязательно возьму, — сказал усталый мужчина. — И домик ему красивый купим. Он будет на нём сидеть и свободно летать. Обещаю.
Он протянул палец и маленький желтый попугай забрался на него. Мужчина осторожно посадил его в сумку, а кот… Кот сам запрыгнул внутрь. Мужчина посмотрел на ворону и произнёс:
— Ну что, пошли что-ли? — и протянул ей правую руку. Ворона ступила на протянутую ладонь и забравшись на плечо ворчливо заметила:
— Ладно уж, уговорил. Схожу с тобой, посмотрю как там устроится мой старый друг кот. Может и вкусного печенья перепадёт.
— Обязательно перепадёт, — донеслось из сумки. Мужик-то вроде ничего.
— Все они ничего, — ворчала ворона.
И вдруг из сумки поднялась желтая маленькая голова с красными щёчками и подняв хохолок сказала:
— А я теперь тоже нужный, — и радостно запела, да так красиво…
— Ты моя лапочка, — отозвался кот. — Конечно, ты нужный. Ты мне сразу стал нужный. И попугай прижался к своему новому другу.
А мужик спешил домой. Колени почему-то больше не болели, да и со спиной, вроде, всё было нормально. А погода… Погода, я вам скажу, была просто удивительно хорошая.Мужик шел и улыбался, а из сумки доносилась попугайская песня. И даже ворчливая ворона у него на плече радостно каркнула что-то.
Ангелы еще существуют. Они живут среди нас. Просто мы не можем узнать их. Среди усталых мужиков с больными коленями, и тёток, вечно спешащих всё успеть и покормить всех голодных.
Олег Бондаренко


Вы здесь » Унесённые ветром » Литература » Маленькая литература (рассказы)